«Главным политическим сюрпризом в уходящем году стало всеобщее удивление. Рынки были застигнуты врасплох, и я не нахожу этому реальных оправданий: вскоре после кризиса 2008 года я написал книгу, в которой говорилось о кризисе доверия к политическим институтам, за которым последует кризис экономический, с отставанием примерно на пять лет», - пишет Анатолий Калецкий, старший экономист и сопредседатель Gavekal Dragonomics. 

Мы уже наблюдали аналогичную последовательность событий ранее. За первым распадом глобализации, описанной Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом  в «Манифесте Коммунистической партии» в 1848 году, последовала реформа законодательства, наделившая рабочий класс беспрецедентными правами. Раскол британского империализма после Первой мировой войны сменился  новым соглашением и государством благосостояния.

Когда определенная модель капитализма работает успешно, материальный прогресс ослабляет политическое давление. Однако если экономика терпит крах, который приобретает форму симптома глубоких противоречий, а не просто является переходной фазой, разрушительные побочные эффекты капитализма могут стать политически токсичными.

По теме: Кризис глобализации 2.0

Именно это и произошло после 2008 года. Когда неудачный опыт свободной торговли, дерегулирование и монетаризм привели к формированию «новой нормы» перманентной жесткой экономии и угасших ожиданий, а не к временному банковскому кризису, неравенство, потери рабочих мест и культурные сдвиги докризисного периода не смогли оставаться в рамках легитимности, как и грабительские налоги 1950-х и 1960-х гг., утратившие свою легитимность в период стагфляции в 1970-х. 

Если вы являетесь свидетелями аналогичной трансформации, разрозненные реформаторы, пытающиеся разрешить конкретные конфликты в вопросах миграции, торговли или неравенства доходов, вы должны понимать, что в конечном итоге они проиграют радикальным политикам, бросающим вызов системе в целом. И в определенном смысле радикалы будут правы.  

Утрата «хороших» рабочих мест в производственном секторе происходит не по вине иммиграции, торговли или развития технологий. Но когда эти векторы экономической конкуренции способствуют увеличению национального дохода в целом, они не всегда распределяют блага социально приемлемым способом. Для этого необходима направленная политическая интервенция или хотя бы два фронта.   

Макроэкономическое управление, прежде всего, должно обеспечивать такой же активный рост спроса, как и потенциал предложения, созданный технологиями и глобализацией. Это фундаментальный аспект теории Кейнса, который был временно отвергнут в эпоху расцвета монетаризма в начале 1980-х, вернулся в 1990-х (по крайней мере, в США и Британии), но затем снова остался без внимания во время паники после 2009 года.  

Возвращение к кейнсианскому управлению спросом может оказаться главным экономическим преимуществом новой администрации Дональда Трампа, поскольку экспансионистская финансовая политика займет место гораздо менее эффективного монетарного стимулирования. Возможно, теперь Америка готова отойти от монетаристских догм о независимости Центробанка и инфляционном таргетировании и восстановить полную занятость, которая является самым приоритетным направлением управления спросом. Однако Европе еще далеко до революции макроэкономического мышления. 

В то же время, появится необходимость в следующей, более переломной интеллектуальной революции в аспекте вмешательства властей в социальное развитие и экономические структуры. Рыночный фундаментализм таит в себе глубокое противоречие. Свободная торговля, технологический прогресс и другие силы, повышающие экономическую «эффективность», позиционируются как полезные для общества, даже если они вредят отдельным работникам или предприятиям, поскольку растущие национальные доходы создают условия для компенсации проигравших победителями, что создает общую видимость отсутствия ухудшений. 

Принцип так называемой оптимальности по Парето лежит в основе всех моральных прав на свободную рыночную экономику. Политика либерализации в теории оправдывается только лишь аргументом о том, что политические решения перераспределяют некоторые блага от выигравших проигравшим на социально приемлемом уровне. Но что происходит, когда на практике политики делают совершенно обратное?    Дерегулируя финансы и торговлю, обостряя конкуренцию и ослабляя профсоюзы, власти создали теоретические условия, требующие перераспределения от победителей проигравшим. Но сторонники рыночного фундаментализма не просто забыли о перераспределении. Они запретили его.

Предлогом послужили утверждения о том, что налоги, социальные выплаты и другие виды интервенции правительств подрывают конкуренцию и ограничивают потенциал экономического роста для общества в целом. Впрочем, как в свое время сказала Маргарет Тетчер: «…общества как такового не существует: есть отдельные мужчины и женщины. Ах, да, еще семьи». Сфокусировавшись на социальных благах конкуренции и при этом игнорируя расходы отдельных людей, рыночные фундаменталисты не учли принцип индивидуализма, который находится в основе их собственной идеологии.        

После политических передряг уходящего года, роковое несоответствие между социальными благами и индивидуальными убытками больше нельзя игнорировать. Если торговля, конкуренция и технологический прогресс подпитают следующую фазу капитализма, властям придется вмешаться и заняться перераспределением благ от роста.    

Нарушение этих табу не должно ознаменоваться возвращением к высоким налогам, инфляции и культуре зависимости 1970-х гг. При калибровке фискальной и монетарной политики таким образом, чтобы минимизировать безработицу и инфляцию, перераспределение может быть организовано таким образом, чтобы не просто перенаправить налоги на улучшение благосостояния, но и оказать непосредственную поддержку рабочим и сообществам, попадающим под влияние глобализации и технологических изменений.  

Вместо того чтобы раздавать наличность, власти могут перераспределить блага, поддержав рост занятости и доходов посредством региональных и индустриальных субсидий и законов о минимальной заработной плате. Одним из наиболее эффективных видов подобного рода интервенций, как видно на примере Германии и Скандинавии, является расходование средств на высококачественное профессиональное обучение и переподготовка рабочих и студентов после университетов.

Все это может звучать как очевидная панацея, но при этом власти делают преимущественно обратное. Они снизили эффективность систем налогообложения, урезали расходы на образование, промышленную политику и региональные субсидии, закачивая деньги в здравоохранение, пенсионные фонды и раздают наличность, что не идет на пользу рынку труда. Молодые сотрудники, занятые на низкооплачиваемых работах, рискуют потерять свои места из-за ситуации с торговлей и иммиграции, а тем временем финансовая элита наживается на глобализации, тогда как пенсионеры защищены от экономических потрясений гарантированными пенсионными выплатами.

При этом в недавних политических волнениях наиболее активное участие принимали именно пожилые избиратели, а молодежь в основном поддерживала статус кво. Этот парадокс является свидетельством того, что послекризисное замешательство и утрата иллюзий до сих пор актуальны. Впрочем, хорошо эти или плохо, поиск новых экономических моделей уже начался.

Анатоль Калецкий

Подготовлено Forexpf.ru по материалам Project Syndicate Источник: ProFinance.Ru - Новости рынка Форекс