Один год вялого роста плавно перетекает в другой, между тем, учащаются споры о том, чего ждать в следующие десятилетия. Был ли мировой финансовый кризис глубоким, но временным спадом для развитых стран или он обнажил более глубокую и длительную болезнь? Недавно несколько авторов, включая интернет-предпринимателя Питера Тиеля и политического активиста и бывшего мирового чемпиона по шахматам, Гарри Каспарова, озвучили откровенно радикальную интерпретацию спада. В готовящейся к изданию книге, они утверждают, что снижение роста развитых стран является результатом не только финансового кризиса. По сути, они утверждают, что слабость этих стран отражает длительную стагнацию в технологиях и инновациях. По этой причине, устойчивый рост производительности невозможен без радикальных изменений в инновационной политике. Экономист Роберт Гордон развивает эту мысль еще дальше. Он утверждает, что период быстрого технологического прогресса, который последовал за промышленной революцией, может оказаться 250-летним исключением из правила стагнации в человеческой истории. Действительно, он полагает, что современные технологические инновации  бледнеют в сравнении с более ранними достижениями, такими как электричество, водопровод, двигатель внутреннего сгорания и другие открытия, совершенные более ста лет назад.

Критические замечания, которые я недавно оспорил тезисом технологической стагнации, с Тиелем и Каспаровым в Оксфордском университете, сделал исследователь кодирования Марк Шаттлворт. Каспаров специально спросил, что продукты, такие как  iPhone 5, на самом деле добавляют нового, и доказал, что большинство основных современных достижений науки было выведено в семидесятые. Тиел утверждал, что попытки справиться с рецессией с помощью ослабления монетарной политики и гиперагрессивного фискального стимулирования лечит не ту болезнь, и поэтому потенциально может нанести значительный вред. Очень интересные мысли, но, кажется, что свидетельство того, что спад мировой экономики в основном отражает последствия глубокого системного финансового кризиса, а не длительного инновационного кризиса, по-прежнему перевешивает. Безусловно, есть те, кто верит в то, что источники науки иссякают, и что при ближайшем рассмотрении последние гаджеты и идеи, движущие мировой торговлей - в основном, не являются оригинальными. Подавляющее большинство моих ученых коллег из лучших университетов выглядят ужасно взволнованными своим проектами в нанотехнологиях, нейробиологии и энергетике, а также других современных областях. Они считают, что изменяют мир быстрее, чем мы когда-либо могли себе представить. Честно говоря, когда я думаю о стагнирующих инновациях с точки зрения экономиста, я беспокоюсь о том, как самоуверенные монополисты душат идеи, и как последние изменения, продлевающие срок действия патентов, обостряют эту проблему.

Нет, основная причина последней рецессии - безусловно, глобальный кредитный бум и его последующий обвал. Сильное сходство протекающей болезни с последствиями предыдущих глубоких финансовых кризисов по всему миру выражено не только в качестве. Следы кризиса заметны на всех показателях: от уровня безработицы до цен на жилье и роста долга. Неудивительно, что современная эпоха выглядит так, будто в прошлом у нее были десятки глубоких финансовых кризисов. Допустим, кредитный бум сам по себе может быть заложен в излишний оптимизм, окружающий перспективы экономического роста, которые подразумевает глобализация и новые технологии. Как подчеркивает Кармен Рейнхарт в книге На этот раз все будет иначе, подобные всплески оптимизма часто сопровождают рост кредитования, и явно не в первый раз глобализация и технологические инновация играют свою ключевую роль. Приписывание текущего спада финансовому кризису не означает отсутствия долгосрочных последствий, корни которых кроются в самом кризисе. Сокращение кредитов почти всегда сильнее всего затрагивает малые предприятия и стартапы. Многие из лучших идей исходят от небольших компаний, а не от крупных, инертных предприятий, поэтому стабильное сокращение кредитов неизбежно повлечет за собой снижение роста. В то же время, квалификация безработных и людей с неполной занятостью ухудшается. Выпускники колледжа также в проигрыше, поскольку им труднее найти работу, которая позволила бы повысить навыки и, таким образом, в долгосрочной перспективе повысить продуктивность и заработок. В условиях, когда страны, находящиеся в затруднительном финансовом положении, откладывают срочно необходимые проекты по государственной инфраструктуре, среднесрочный рост также страдает. И, независимо от технологических трендов, другие долгосрочные тенденции, такие как старение населения в большинстве развитых стран, также негативно влияют на экономический рост. И без кризиса странам пришлось бы провести ряд политически болезненных изменений в пенсионных программах и программах здравоохранения.

Учитывая эти факторы, легко представить, почему динамика роста ВВП в ближайшие десять лет будет на один процентный пункт ниже нормы. Если гипотеза Каспарова-Тиеля-Гордона верна, прогноз еще мрачнее, а необходимость в реформах намного острее. В конце концов, большинство планов по выходу из финансового кризиса предполагает, что технический прогресс обеспечит прочную основу для роста производительности, что в итоге поддержит устойчивое восстановление. Перспективы гораздо страшнее, если сектор вскоре перестанет расти. Итак, в чем же основная причина последнего спада - в инновационном или финансовом кризисе? Может, дело в них обоих, но, бесспорно, экономическая травма последних нескольких лет отражает, в первую очередь, финансовый спад, несмотря на то, что дальнейшие шаги должны одновременно касаться других препятствий долгосрочного роста.

Подготовлено Forexpf.ru по материалам Project Syndicate